Стихотворение А. С. Пушкин — Осень
Последние лис ты с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю, надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
Анализ стихотворения Пушкина «Осень»
В обширной осенней теме пушкинского наследия особое место отводится неоконченному произведению 1833 г. В нем получает поэтическое обоснование глубинная связь сезонных изменений природы с подъемом творческих сил, окрашенным личными переживаниями.
Строфа зачина открывается пейзажной зарисовкой, на конкретность которой указывает лексема «октябрь», начинающая текст. Герой-наблюдатель внимательно фиксирует природные перемены, вызванные дыханием «осеннего хлада»: заканчивается листопад, пруд покрылся льдом, промерзает дорога, однако вода в ручье еще не застыла. Перечисление точных деталей окружающего пространства завершается сценой охоты, организатором которой выступает сосед лирического «я».
Расставшись с ролью созерцателя, в трех последующих строфах субъект речи уверенно заявляет о своих предпочтениях. Сезонные изменения связаны с особенностями самочувствия. Весенняя тоска и душевное беспокойство сменяются настойчивыми жаждой и желанием освежиться, порожденными летней духотой и обилием насекомых. В своеобразном рейтинге времен года неплохую позицию занимает зима. Рассказчику приятны веселые воспоминания о зимних забавах, однако не устраивает продолжительность холодов. Авторская ирония нарастает в концовке третьей строфы: для изображения скуки избирается глагол «киснуть», типичный для разговорной речи. Шутливую переоценку получает восторженное описание конной поездки в обществе легкомысленной подруги, представленное в предыдущем эпизоде.
Доверительно сообщая читателю о положительных эмоциях, которые вызывает приход осени, лирический субъект поясняет свою позицию при помощи двух сравнительных оборотов. Тихая, смиренная красота осенней поры находит отклик в душе. Последний подобен сочувствию, которое вызывают игнорируемый родителями ребенок или смертельно больная дева.
Хрестоматийные строки, прославляющие притягательную силу «унылой поры», намеренно лишены точной детализации пейзажа. Яркая картина, щедро расцвеченная царскими оттенками золотого и багряного, осложняется драматическим предчувствием конца, неизбежного увядания. Природный фон стимулирует физические и умственные силы героя.
Динамичным дневным занятиям противопоставляется спокойная вечерняя обстановка. Постепенному пробуждению поэзии соответствует особое отрешенное состояние, когда разум уступает силе воображения. Начало творческого процесса уподобляется отплытию парусника. Многозначный открытый финал также связан с метафорой творческого пути как плавания, путешествия в необъятный мир фантазии.